Бал объятых пламенем

«Бал объятых пламенем». Миниатюра из «Хроник» Фруассара

«Бал объя́тых пла́менем», также известный как «О́гненный бал» (фр. Bal des Ardents) или «Бал дикаре́й» (фр. Bal des Sauvages), — бал-маскарад, состоявшийся в Париже 28 января 1393 года, в котором участвовали король Франции Карл VI и пять его придворных. Его целью было развлечь юного короля, который год тому назад тяжело заболел и перенёс приступ, приведший к проявлению у него первых признаков душевной болезни. Бал организовала королева Изабелла Баварская по случаю свадьбы её фрейлины; согласно предположению исследователей, он представлял собой свадебный вечер типа «шаривари» с танцорами в костюмах «диких людей» и мифических существ (демонов) — подобные балы часто проводились в Средневековой Европе и в особенности в Англии в эпоху Тюдоров.

На балу произошла трагедия: костюмы шестерых участников, включая самого Карла VI, загорелись из-за факела, который держал в руках брат короля герцог Людовик Орлеанский. Четверо погибли от ожогов, Карл VI и один из его придворных чудом выжили. Инцидент усугубил неустойчивое психическое состояние короля, заставив многих усомниться в его дееспособности. Парижане расценили этот случай как следствие падения нравов при королевском дворе и пригрозили поднять восстание против могущественного дворянства, которое чуть не погубило монарха. Гнев общественности вынудил Карла VI и его брата герцога Орлеанского покаяться за трагедию: современники расценивали случившееся как попытку покушения на монарха и колдовство. Об этом событии писали хронисты Мишель Пинтуан и Жан Фруассар, оно было запечатлено во многих иллюминированных рукописях XV века такими художниками, как мастер Антоний Бургундский. Также этот эпизод лёг в основу рассказа Эдгара По «Прыг-Скок».

Предыстория

Коронация Карла VI. Миниатюра из «Больших французских хроник» Жана Фуке

В 1380 году после смерти своего отца, Карла V, 12-летний Карл VI был официально коронован и стал королём Франции; до достижения им совершеннолетия четверо его дядей были регентами. В течение двух лет герцог Бургундский Филипп, описываемый Робером Кнехтом как «один из наиболее могущественных принцев Европы», стал единственным регентом: Людовик Анжуйский, разворовавший королевскую казну, бежал в 1382 году в Италию, а герцоги Жан и Филипп не были заинтересованы в управлении государством вообще. В 1388 году Карл VI наконец стал единоличным правителем, отстранив от власти своих дядей и восстановив институт так называемых «мармузетов», традиционных советников его отца. Мармузеты стремились как можно скорее заключить мир с Англией, снизить налоги и укрепить центральную власть: плодом их работы стало заключённое на три года Леленгемское перемирие с Англией, при этом герцога Беррийского отстранили от власти за чрезмерные налоги.

В 1392 году Карл VI пережил один из первых приступов безумия, сопровождавшийся проявлением ярости: поводом стало покушение на коннетабля Франции и главы «мармузетов» Оливье де Клиссона, инициатором которого выступил герцог Бретани Жан V, а исполнителем — Пьер де Краон. Карл, расценив подобные действия как попытку покушения на него самого, с одобрения «мармузетов» разработал план вторжения в Бретань и в течение последующих месяцев покинул Париж вместе с группой рыцарей.

Жарким днём 5 августа процессия находилась около Ле-Мана и продвигалась в сторону Бретани. В свите Карла, который к тому моменту переболел лихорадкой, был и его брат Людовик I, с которым у него были близкие отношения. В какой-то момент король без предупреждения обнажил оружие и бросился на собственную свиту, выкрикивая «Вперёд, вперёд на предателей! Они хотят меня выдать!» (фр. Sus, sus aux traîtres! Ils veulent me livrer!). В ходе завязавшегося боя он убил четырёх человек. Кровопролитие остановил кастелян Гийом Мартель, обхватив короля за грудь сзади и повалив на землю. После случившегося Карл впал в кому, из которой вышел через четыре дня. Очень немногие верили, что король вообще придёт в себя; пользуясь недееспособностью Карла, его дяди, герцоги Бургундский и Беррийский, объявили себя регентами и распустили совет «мармузетов», заполучив власть.

Находящегося без сознания короля доставили в Ле-Ман, где его лечением занялся известный и уважаемый всеми врач Гийом де Арсиньи. После того, как Карл пришёл в себя, а симптомы лихорадки исчезли, Арсиньи отправил его обратно в Париж. Короля везли медленно, переходя из замка в замок, останавливаясь в каждом для отдыха. В сентябре Карл оправился и совершил паломничество в Нотр-Дам-де-Льесс недалеко от Лана, после чего вернулся в Париж.

«Безумие Карла VI». Миниатюра из «Хроник» Фруассара

Внезапный приступ безумия, нашедшего на короля, некоторыми современниками расценивался как знак божественного недовольства и наказания свыше, а другими — как последствия колдовства. Современные историки (в том числе Кнехт) предполагают, что у Карла VI начала развиваться параноидальная шизофрения. У короля и далее наблюдались психические расстройства: он мог твердить, что сделан из стекла, а, согласно историку Дезмонду Сьюарду, порой «бегал по коридорам королевского дворца, воя, как волк». Хронист Жан Фруассар в четвёртой части своих знаменитых «Хроник» писал, что король «настолько тронулся умом, что никакие лекарства не могли ему помочь». В самые критические моменты Карл VI даже не мог узнать собственную жену Изабеллу Баварскую и всякий раз, когда она входила в его покои, приказывал выставить её за дверь. Однако позже, когда к королю вернулся рассудок, он немедленно доверил Изабелле опеку над детьми. Королева же обеспечила себе место в совете регентов на случай повторения приступа безумия у мужа.

Барбара Такман в книге «Загадка XIV века» писала, что врач Арсиньи «отказался от уговоров и обещаний и настоял на своём возвращении в Лан», а также советовал не обременять короля государственными обязанностями, рекомендуя ему «удовольствия и забытьё» во избежание повторения приступов или более ужасных событий. Чтобы окружить Карла атмосферой радости и оградить его от тягот управления, двор решил организовывать для него разные развлечения с вычурными нарядами и причёсками: так, королева Изабелла и её золовка герцогиня Орлеанская Валентина Висконти надевали платья, украшенные множеством драгоценных камней и разными узорами, а также делали себе фантастические причёски, которые были таких размеров, что, по словам Такман, «проходя в дверь, кое-кто из дам отступал в сторону — иначе было не разминуться». Несмотря на нелюбовь простонародья к подобной вызывающей роскоши, к молодому королю Карлу VI сохранялось благожелательное отношение, и в народе его прозвали «Возлюбленным» (фр. le bien-aimé); что касается Изабеллы Баварской, то её вместе с Валентиной Висконти — дочерью миланского герцога Джан Галеаццо Висконти — в народе презирали как иностранок, а дядей Карла обвиняли в растрате государственных средств. Такман, ссылаясь на «Хроники Фруассара», утверждала, что все эти фривольности поощрялись дядями по той причине, что «пока королева и герцог Орлеанский танцуют, они неопасны и даже не раздражают».

События

Мастер Антоний Бургундский. «Бал объятых пламенем» (ок. 1470). На картине горящего короля Карла VI тушит своей юбкой герцогиня Беррийская, четверо человек горят в центре, слева ещё один придворный, который прыгнул в чан с водой и потушил себя

28 января 1393 года Изабелла Баварская давала бал-маскарад во дворце Сен-Поль в Париже по случаю третьей свадьбы своей фрейлины Екатерины де Фатаврен (фр. Catherine de Fastaverin) с графом Ортенбургским Этцелем I. По традиции, любой повторный брак женщины был поводом для насмешек, поэтому характерной для него формой празднества было «шаривари» — шуточный бал, который сопровождался кривляниями и дурачествами, громкой нестройной музыкой (в том числе игрой на цимбалах перед спальней невесты), фривольными танцами и всяческими беспорядками, что считалось откровенно непристойным и неприличным. По предложению Юге де Гисея (фр. Huguet de Guisay), шестерых молодых людей, включая Карла VI, решили нарядить в маски и костюмы «диких людей». Де Гисей, согласно Фруассару, был «самым жестоким и дерзким из людей» и печально прославился своими хамскими выходками: нередко он оскорблял людей с криками «Лай, собака!», заставляя их становиться на четвереньки и избивая их.

Помимо короля, в качестве танцоров были выбраны пять человек: сам Юге де Гисей, граф Жан III де Жуаньи (фр. Jean III comte de Joigny), бастард Ивен де Фуа (фр. Yvain de Foix), Ожье де Нантуйе (фр. Ogier de Nantouillet) и Эймар де Пуатье (фр. Aymard de Poitiers). Их костюмы были сшиты из льна и обмазаны воском (или пеком) с прикреплённой сверху растрёпанной пенькой, изображавшей шерсть, поэтому носившие их люди выглядели «наги и волосаты, как сатиры». Маски, изготовленные из тех же материалов, скрывали лица танцоров от посторонних. В некоторых источниках утверждалось, что все танцоры были скованы цепями; многие из присутствовавших на празднике даже не подозревали, что среди танцующих был и сам король. Однако костюмы танцоров были легковоспламеняющимися, поэтому был дан строгий приказ — не зажигать в зале факелы и никому с факелами не входить во время празднования в зал, чтобы свести к минимуму риск несчастного случая.

Согласно историку Яну Веенстре, все шестеро участников скакали и завывали, «как волки», непристойно выражаясь и призывая гостей узнать их под масками, продолжая танцевать в «дьявольском неистовстве». Неожиданно на балу появились брат короля, герцог Людовик Орлеанский, в сопровождении четырёх рыцарей с шестью факелами, который ничего не знал о запрете. Его сопровождал совершенно пьяный Филипп де Бар. Что именно произошло дальше, остаётся предметом споров среди историков. По наиболее распространённой версии, которую поддержал в XVII веке Уильям Принн, Людовик заинтересовался этими дикими танцами и попытался поближе разглядеть танцоров, чтобы узнать, кто скрывается под масками, однако слишком близко поднёс факел к одному из танцевавших: искра упала на ногу того и вызвала пожар, который охватил всех шестерых танцоров. По другой версии, которая встречается в одной из хроник, Людовик «швырнул» факел в одного из танцоров.

Изабелла, знавшая, что её муж был среди танцоров, упала в обморок, когда вспыхнул пожар. Из скованных цепями танцующих никто не мог вырваться и спасти свою жизнь. Однако, по счастью, Карл VI находился достаточно далеко от них, поскольку стоял рядом со своей 15-летней тётей, герцогиней Беррийской Жанной: считается, что Ивен де Фуа успел прокричать, чтобы люди спасали в первую очередь короля. Спасая Карла от попадания искр и пожара, Жанна накинула на него шлейф своей юбки. При этом источники не указывают, участвовала ли герцогиня в танцах и позвала короля поговорить, или же король сам ушёл к ней. Фруассар писал, что король, шедший впереди группы танцующих, оставил своих спутников и направился к дамам, показывая себя перед ними: он прошёл мимо королевы и остановился рядом с герцогиней Беррийской в момент трагедии.

Изображение герцогини Жанны, носящей атур конической формы: она укрывает шлейфом юбки Карла, спасая его от ожогов

После начала пожара в зале возник хаос. Танцоры бросились к дверям, объятые пламенем, а гости в ужасе кричали, пытаясь спасти пылающих людей и получая при этом страшные ожоги. Перу «монаха из Сен-Дени» принадлежит описание событий с нехарактерной яркостью: автор писал, что «четверо человек сгорели заживо, а их пылающие гениталии падали на пол… выпуская фонтаны крови». Помимо короля, которого спасла его тётя, из танцоров остался в живых только сир Ожье де Нантуйе, который прыгнул в чан с водой (по другой версии, с вином), где мыли посуду, и оставался там, пока не погасло пламя. На месте от смертельных ожогов скончался граф де Жуаньи, а бастард Ивен де Фуа (сын Гастона III де Фуа) и Эймар де Пуатье, сын графа Валентинуа, умерли через двое суток. Юге де Гисей умер через трое суток: по словам Такман, он до последнего часа сквернословил и проклинал всех, кто участвовал в этой затее, а во время похорон самого де Гисея в его адрес простолюдины кричали «Лай, собака!», припоминая ему все его дурные поступки. От вида горящих заживо людей нетвёрдый рассудок короля вновь помутился, и в течение нескольких дней он не узнавал никого вокруг, отказывался от своего имени и сана, уверял, что никогда не был женат и не имеет детей, раздражался, когда к нему пыталась подойти королева, и громко требовал «убрать от него эту женщину, которая за ним следит».

Парижане были разгневаны тем, что король чуть не погиб на балу, и обвиняли в случившемся его советников. По городу прокатилась волна недовольства: утверждалось, что, если бы король погиб, народ убил бы и его дядюшек, и всю парижскую знать. Дяди Карла, опасавшиеся повторения восстаний «Гарель» и майотенов, убедили его проехать к Нотр-Даму и успокоить народ: король ехал верхом, а его дяди и брат Людовик шли в знак покаяния босиком. Герцог Орлеанский, которого обвиняли в трагедии, оплатил сооружение Орлеанской капеллы — для ордена целестинцев — с витражными окнами и богатыми алтарными украшениями. Для строительства он использовал средства, полученные от короля за часть конфискованной собственности Пьера де Краона, виновника покушения на Оливье де Клиссона. Тем не менее Фруассар в «Хрониках» возлагал вину исключительно на Людовика, утверждая, что король и королева не могли ничего предотвратить. Репутация герцога Орлеанского была подорвана ещё раньше, когда его обвинили в колдовстве: он якобы нанял монаха-вероотступника, который заклял кольцо, кинжал и меч. Богослов Жан Пети заявлял, что пожар на балу был местью Карлу со стороны Людовика за нападение, случившееся год назад в лесу под Ле-Маном, и являлся ничем иным, как покушением на жизнь короля.

«Бал объятых пламенем» создал впечатление помешанности двора на экстравагантности и обнажил неспособность короля управлять из-за слабого здоровья. Приступы помутнения рассудка у Карла VI участились настолько, что к 1390-м годам его роль стала чисто церемониальной. К началу XV века его попросту стали игнорировать, а вместе с военно-политическими событиями это привело к расколу династии Валуа. В 1407 году сын герцога Бургундского Филиппа Жан убил своего кузена Людовика Орлеанского, которого обвинял в пороках, коррупции, колдовстве и множестве других преступлений, а Изабеллу обвинили в том, что она состояла в любовной связи с братом короля. Убийство Людовика спровоцировало войну арманьяков и бургиньонов между сторонниками герцога Бургундского (бургиньонами) и арманьяками, длившуюся несколько десятилетий. Вокруг «живого, но беспомощного» короля Франции образовался вакуум, а королева была слишком слаба, чтобы вести самостоятельную политику, поэтому политический вакуум заполнили Бургундия и Англия, а Изабелла стала в их руках послушным орудием.

Толкование с точки зрения фольклора и христианства

Основная статья: Дикий человек

Альбрехт Дюрер. Дикие люди. 1499 год

Ян Веенстра писал, что «бал объятых пламенем» продемонстрировал напряжение между христианскими верованиями и латентным язычеством, существовавшее в XIV веке. Согласно ему, это событие «обнажило великую культурную борьбу в прошлом, но также стало зловещим предзнаменованием будущего».

Дикие люди (дикари) зачастую изображались с дубинами или палками, проживающими за пределами знакомой европейцам цивилизации без крыши над головой и без огня, не обладающими ни чувствами, ни душой — в Средневековье таковой была метафора неверующего человека. В Европе были сильны предубеждения и суеверия о том, что в Пиренеях и иных горных районах проживали длинноволосые дикие люди — «лютены», которые танцевали вокруг огня либо с целью вызвать демонов, либо провести ритуал на плодородие. В некоторых деревнях во время посевной или сбора урожая проводились праздники «шаривари», на которых некоторые люди наряжались в дикарей, изображая из себя злых духов, — их в рамках церемонии хватали, а потом чучело такого «дикого человека» торжественно сжигалось, что, по поверьям, изгоняло злых духов. Тем не менее, церковь осуждала подобные ритуалы, расценивая их как поклонение языческим богам или бесовщину.

Дикие люди в книге часов (часослове) XIV века

Согласно Веенстре, предполагалось, что, одеваясь как дикарь, крестьянин в ходе ритуала «призывал демона, подражая ему», — в покаянниках запрещалась не только вера в дикарей, но и подражание им (наподобие того, что было на балу, организованном Изабеллой Баварской). В народных ритуалах сожжение не происходило буквально, а лишь in effigie (символически), и носило смысл мольбы о плодородии, в то время как при дворе эта практика с переодеванием превратилась в обычное развлечение, а сожжение человека вдруг стало реальностью. В XV веке в одной из хроник «бал объятых пламенем» и вовсе назвали «танцем, отгоняющим бесов» (лат. una corea procurance demone).

Повторный брак считался зачастую кощунством, поскольку таинство брака распространялось и на смерть, поэтому в обществе это осуждали. Вследствие этого «бал объятых пламенем» мог преследовать двойную цель: не только развлечь короля, но и унизить фрейлину Изабеллы в языческой манере, которая, с точки зрения «монаха из Сен-Дени», была неприятной. Согласно Веенстре, ритуал сожжения, проводившийся в первую брачную ночь женщины, сочетающейся повторным браком, имел христианские корни. В Книге Товита упоминается женщина Сарра, семерых мужей которой погубил злой дух Асмодей, однако её жених Товия положил в курильницу печень и сердце рыбы, окурив брачную комнату, и тем самым победил злого духа, избавив Сарру от мучений.

Другое толкование происшедшего предполагает символический экзорцизм — поскольку дворяне нередко обращались к магам и колдунам, «бал объятых пламенем» мог представлять собой попытку излечить Карла от сумасшествия. В начале XV века ритуальное сожжение злых, демонических или дьявольских сил не было редкостью, о чём свидетельствовало преследование королевского врача Жана де Бара герцогом Орлеанским (врача под пытками заставили сознаться в колдовстве и потом сожгли на костре).

Событие в хрониках

Неизвестный художник («мастер Гетти Фруассар»). «Бал объятых пламенем» из списка «Хроники Фруассара» (1483 год, Брюгге)

Смерть четырёх дворян оказалась вполне значимым событием, чтобы попасть в хроники и летописи тех лет, в том числе хроники Жана Фруассара и «монаха из Сен-Дени»: изображения событий бала появлялись в многочисленных иллюминированных рукописях. У обоих авторов есть сходства по следующим пунктам: все танцоры были наряжены «дикими людьми»; король Карл VI остался в живых; один человек спасся, прыгнув в чан; четверо танцоров сгорели заживо. Однако есть различия в деталях: в частности, Фруассар указывал, что все танцоры были закованы в цепи, в то время как у монаха этой детали не было. Также различаются взгляды на цель такого танца: согласно историку Сьюзан Крейн, монах описывал событие как дикое «шаривари», в котором участвовала и публика, в то время как Фруассар называл это театральным представлением без участия публики.

У Фруассара «бал объятых пламенем» описывается в Книге IV его «Хроник» (1389—1400 годы), которую Катерина Нара характеризовала как полную «пессимистических настроений», поскольку автор «не одобрял ничего из того, что записывал». Вину в трагедии Фруассар возлагал на герцога Орлеанского, который принёс факел, а «монах из Сен-Дени» винил в этом де Гисея, который был автором идеи с переодеванием и у которого была дурная репутация из-за его жестокого обращения со слугами низкого происхождения: дело дошло до того, что даже аристократия радовалась его смерти. Монах описывал бал в «Истории Карла VI» (фр. Chronique du religieux de Saint-Denys, contenant le règne de Charles VI de 1380 à 1422), более известной как «Хроника аббатства Сен-Дени». Судя по его тону, он не одобрял этот бал, который проходил, «вопреки всем приличиям», с нарушениями норм общественного поведения, характерными и для короля; Фруассар же называл это праздничным событием.

Фрагмент рукописи Фруассара (1470—1472, мастер Гетти); характерное готическое письмо

Учёные не уверены до конца, были ли оба летописца на том балу. Согласно Крейн, Фруассар опубликовал свидетельства о событии спустя 5 лет, а монах — через 10 лет. Веенстра предполагает, что с большей долей вероятности именно «монах из Сен-Дени» мог быть свидетелем трагедии, поскольку он застал большую часть правления Карла VI, поэтому его рассказ является более достоверным и близким к истине. Хроника монаха считается в целом крайне важной для понимания поведения королевского двора, однако нейтральность описания могла быть вызвана пробургундистскими и антиорлеанскими настроениями, вследствие чего королеву и герцога Орлеанского автор изобразил в негативном свете, обвиняя их в кровосмешении. Третьим источником является «История короля Карла VI» авторства Жана Жувенеля дез Юрсена, не публиковавшаяся до 1614 года.

Рукопись Фруассара, датируемая промежутком между 1470 и 1472 годами и входящая в библиотеку Харли в Британской библиотеке, включает миниатюру с описанием события под названием «Танец диких людей» (неизвестный художник, часто упоминаемый как «мастер Харли Фруассар»). Немного более позднее издание «Хроник Фруассара», датируемое приблизительно 1480 годом, содержит миниатюру «Пожар на бале-маскараде», автором которой является неустановленный ранненидерландский художник, называемый «мастер Гетти Фруассар». Ещё одна рукопись, известная как «Фруассар» Грутхусе (принадлежала Лодевику ван Грутхусе) и хранящаяся в Национальной библиотеке Франции, содержит миниатюру с изображением «бала объятых пламенем». Наконец, опубликованное приблизительно в 1508 году в Париже издание «Хроник» было, по всей видимости, создано специально для Марии Клевской: в этом издании присутствует 25 миниатюр по краям, единственная полноразмерная иллюстрация на целую страницу — изображение «бала объятых пламенем».

Отражение в культуре

Жорж-Антуан Рошгросс. «Бал объятых пламенем». 1889 год

В 1849 году Эдгар По написал рассказ «Прыг-Скок, или Восемь скованных орангутанов», который впервые был опубликован 17 марта в бостонской газете «The Flag of Our Union»: основой для него послужила история «бала объятых пламенем». В 1889 году художником Жорж-Антуаном Рошгроссом написана картина «Бал объятых пламенем», которая в настоящее время находится в музее Анны де Божё в Мулене.