Обсценная лексика в русском языке

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску

Обсце́нная ле́ксика — сегмент лексики русского языка.

Одной из разновидностей обсценной лексики в русском языке является русский мат. В русском языке присутствуют также другие обсценные слова, не являющиеся матерными и значительно менее табуированные, но тоже считающиеся «неприличными».

Национальное своеобразие русского языка состоит не в самом наборе лексики, а в её частотном распределении.

Ядро русской брани, как отмечают все исследователи, составляет очень частотная «сексуальная» триада (обсценная триада): хуй — пизда — ебать. Число производных от данных словообразовательных основ и эвфемизмов, используемых для их замены, поистине неисчислимо, ибо они постоянно генерируются живой речью. Чрезвычайно активно эта же триада используется и во фразеологии.

Обсценная лексика и общество в России

Жёсткий запрет на публичное употребление обсценной лексики и фразеологии, идеографически и семантически связанных с запретной темой секса и сексуальной сферы, поддерживался православной церковью, а в Новое время — школой и иными культурными институтами.

Несмотря на распространённость нецензурных выражений во всех слоях русского общества на всех этапах его истории, в России традиционно существовало табу на использование обсценной лексики в печатном виде (отсюда, очевидно, и идёт название «нецензурная брань»). Это табу несколько ослабло в последнее время в связи с демократизацией общества и ослаблением государственного контроля за печатной сферой (первой в истории России отменой цензуры на длительный срок), переменами в общественной морали после распада СССР, массовой публикацией литературных произведений и переписки признанных русских классиков, писателей-диссидентов и нынешних постмодернистов. Снятие запрета на освещение определённых тем и социальных групп привело к расширению рамок приемлемой лексики в письменной речи. Мат и жаргон вошли в моду, став одним из средств пиара.

Использование обсценной лексики в искусстве и СМИ

Табуирование обсценной лексики — явление сравнительно позднее: ещё в документах и переписке петровского времени она встречается сравнительно свободно. Однако ко второй половине XVIII века её использование в печатных изданиях перестало быть возможным, и широко использующие обсценную лексику стихотворения Ивана Баркова распространялись исключительно в списках. На протяжении всего XIX века обсценная лексика также оставалась уделом «неофициальной» части творческого наследия поэтов и писателей: нецензурные эпиграммы и сатирические стихотворения Пушкина, Лермонтова и других авторов ими самими не публиковались и вообще в России обнародованию не подлежали (политические эмигранты из России начали публиковать их в Европе лишь во второй половине XIX века). Например, один из нецензурных стихов Пушкина:

               В Академии наук
               Заседает князь Дундук.
               Говорят, не подобает
               Дундуку такая честь.
               Почему ж он заседает?
               Потому что жопа есть[1].

Задачи художественного освоения обсценной лексики поставили перед собой писатели русского самиздата, начиная с Юза Алешковского.

С 1990-х гг., когда цензурные запреты исчезли, обсценная лексика шире проникает в литературу, используясь в различных функциях. Самая простая из этих функций — реалистическая передача разговорной речи: если в жизни люди матерятся, то было бы странно, если бы в книгах точно такие же люди этого не делали. У некоторых авторов персонажи не злоупотребляют обсценной лексикой (так в книгах Виктора Пелевина она почти всегда присутствует, но в очень небольших количествах), у других речь персонажей изобилует сильными выражениями (так в романах Баяна Ширянова из жизни наркоманов герои, в соответствии с принципом жизненной правды, не стесняются в выражениях). В ряде других случаев писатели используют обсценную лексику с более сложными целями: так в поэзии Германа Лукомникова обсценная лексика часто употребляется для воссоздания атмосферы карнавала (в понимании М. М. Бахтина), а в стихах Шиша Брянского предпринимается попытка воскресить и одновременно спародировать древнюю сакральную функцию инвективной лексики, её отнесённость к ключевым языческим обрядам (прежде всего, инициации). Обсценная лексика в соединении с суржиком присутствует в сатирическо-комедийных пьесах Леся Подервянского (укр. Лесь Подерв’янський), где она помогает сделать их более реальными, показать принадлежность героев определённым слоям населения.

С 1 февраля 2021 года в России вступил в силу закон, обязывающий администрацию соцсетей и видеохостингов выявлять и блокировать мат. При невыполнении закона руководству соцсетей грозит штраф[2].

Обсценная лексика в топонимике

Согласно подсчётам В. Д. Назарова[3], неполное изучение источников XVXVI веков позволяет выявить для того времени 67 русских топонимических названий (около 0,1 %), производных от обсценной лексики. Вот основные, приведённые им, названия:

  • Волости:
    • Елда (Угличский уезд)
    • Залупицы (Вяземский уезд).
  • Населённые пункты (деревни, починки и бывшие населённые пункты — селища и пустоши):
    • Безделево; Бздихина поляна (деревня), Бздихино, Бздунишка, Бздуново;
    • Говенково;
    • Пердилово, Пердунов починок, Пердуново, Пердухино, Пердякин починок;
    • Блядцово;
    • Безмудова;
    • Елданицы, Елдахова, Елдено;
    • Куярово;
    • Мандино, Мандырево;
    • Мудищево, Мудово, Мудоково, Мудынин починок;
    • Пезделка, Пезделово, Пездлево, Пездлево-Долгое, Пездлевская (Пездлева);
    • Пизденково, Пиздино, Пиздоклеин починок, Пиздюрино;
    • Хуиково, Хуянков починок;
    • Ебехово («Опихалово тож»), Ебшино;
    • Поиблица, Поиблой починок.
  • Речки:
    • Блядея, Бляденка (она же Блядейка), Еботенка, Елдахова (ср. деревню), Мудовка, Наебуха, Ненаебуха, Пиздюрка.
  • Дороги:
    • Бздеховская дорога, Мандинский путь.

Также упоминается местность Говейнов заулок и Блядейский отвершек (оврага).

Ряд названий образован от личных имён, и таким образом даёт представление также об обсценной лексике в антропонимии, сообщая нам о существовании людей с именами: Бздиха, Пердун, Пердяка, Мудыня, Хуянок и т. п.

В некоторых случаях ассоциация с обсценными лексемами может проявляться при нормативной транскрипции некоторых испаноязычных топонимов. Так, аргентинский топоним «Хухуй», в целях соблюдения «принципа благозвучия», являющегося проявлением цензуры, был заменён на «Жужуй».

Исследователи русской обсценной лексики

Как отмечалось в статье В. М. Мокиенко «Русская бранная лексика: цензурное и нецензурное» (1994), активными теоретическими исследованиями русской обсценной лексики в XX веке занимались в основном зарубежные исследователи. Начиная с конца 1970-х годов, на Западе был опубликован целый ряд статей и монографий на эту тему. С началом перестройки несколько лексикографических справочников было выпущено в США — их характеризовала уже практическая направленность, стремление «пополнить лексический багаж» студентов-русистов, обучающихся на стандартных литературных русских текстах, облегчить для них живое общение с русскими.

Начало российским исследованиям в этой сфере положили работы Б. А. Успенского и В. Быкова, которые также вышли за рубежом. Структурному анализу обсценных высказываний посвящена статья Ю. И. Левина «Об обсценных выражениях русского языка», впервые опубликованная за рубежом в 1986 г. и вошедшая в российский том избранных сочинений учёного (1998)[4]. Одним из первых исследователей русского мата является Т. В. Ахметова, которая в шестидесятые годы защитила по этой теме кандидатскую диссертацию, которая сразу же после защиты была отправлена в спецхранилище Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина и выдавалась только по специальному разрешению. В семидесятые годы она по этой же теме защитила докторскую диссертацию. В 1996 году Ахметова выпустила книгу[5]. В 1998 году российские исследователи А. Н. Баранов и Д. О. Добровольский выпустили словарь «Русская заветная идиоматика».

В 1997 появилась в России научная монография, посвященная проблемам сквернословия, написанная доктором филологических наук профессором В. И. Жельвисом «Поле брани. Сквернословие как социальная проблема» (переиздана в 2001). Книга В. Ю. Михайлина «Русский мат как мужской обсценный код: проблема происхождения и эволюция статуса» вышла в 2003 году (журнальная публикация первой редакции — в 2000 г. в «Новом литературном обозрении»)[6].

Критическому анализу словарей русского мата посвящена статья А. Ю. Плуцера-Сарно «Матерный словарь как феномен русской культуры». Здесь же приводится библиография лексикографических источников за период 1970—1996 годы. В 2001—2005 гг. Плуцер-Сарно издал первый («Лексические и фразеологические значения слова „хуй“») и второй («Опыт построения справочно-библиографической базы данных лексических и фразеологических значений слова „пизда“») тома 12-томного «Словаря русского мата», который он составляет в течение 25 лет.

Исследователь русского народного творчества А. Н. Афанасьев собрал матерные образцы русского фольклора и опубликовал в книге «Русские заветные сказки».

См. также

Примечания

  1. А.С. Пушкин. «В Академии наук...» rvb.ru. Дата обращения: 9 сентября 2022. Архивировано 9 сентября 2022 года.
  2. Елков.
  3. Назаров, 1999.
  4. Левин, 1986.
  5. Ахметова, 1996.
  6. Михайлин, 2005.

Литература

на русском языке
на других языках
  • Brodsky Hannah. Modern Trends in English Borrowings into Russian // Australian Slavonic and East European Studies. 1992, № 2, 71-84.
  • Prof. Devkin V. Russische obszöne Lexika (Langenscheidt Verlag, Germany)
  • Drummond D.A., Perkins G. Dictionary of Russian Obscenities. 3-d, revised edition. Oakland, 1987, 94 стр.
  • Elyanov D. The Learner’s Russian-English Dictionary of Indecent Words and Expressions. 2-d revised edition. Pacific Grove, 1987, 128 стр.
  • Ermen I. Der obszöne Wortschatz im Russischen. Etymologie, Wortbildung, Semantik, Funktion. Magisterarbeit. Berlin, 1991, 105 стр.
  • Galler Meyer, Marquess Harlan E. Soviet Prison Camp Speach. A Survivor’s Glossary. Supplement by Terms from the Works of A. I. Solzenicyn. Madison, 1972, 216 стр.
  • Galler Meyer. Soviet Prison Camp Speach. A Survivor’s Glossary. Supplement. Hayward, California, 1977, 102 стр.
  • Geiges A., Suworowa T. Liebe steht nicht auf dem Plan. Frankfurt, 1989.
  • Glasnost M. 100 schmutzige russische Woörter. Deutsch-kyrillische Lautschrift. Herausgegeben von M. Glastnost und illustriert von G. Bauer. Frankfurt/Main, 1988, 69 стр.
  • Haudressy Dola. Les mutations de la langue russe. Ces mots qui disent l’actualité. Paris, 1992, 269 стр.
  • Калечыц І. Л.  (белор.). Эпіграфіка Беларусі Х-XIV стст.. — Мн.: Беларуская навука, 2011.
  • Kaufmann Ch.A. A Survey of Russian Obscenities and Invective Usage // Maledicta IV, 2, 1981, 261—282.
  • Patton F.R. Expressive means in Russian youth slang // Slavic and East European Journal  (англ.), 1980, № 24, 270—282.
  • Plahn J. Хуйня-муйня и тому подобное // Russian Linguistics, vol. 11, 1987, 37-41.
  • Raskin V. On Some Peculiarities of Russian Lexikon // Papers from the Parasession on the Lexicon. Chicago, Chicago Linguistic Society  (англ.). 1978, 312—325.
  • Razvratnikov Boris Sukich. Elementary Russian Obscenity // Maledicta III, 197—204.
  • Timroth W. von: Russische und sowjetische Soziolinguistik und tabuisierte Varietäten des Russischen (Argot, Jargons, Slang und Mat) // Slawistische Beiträge. Bd. 164. München, 1983, 7-73.
  • Timroth W. von: Russian and Soviet Sociolinguistics and Taboo Varieties of the Russian Language (Slawistische Beiträge, Bd. 205). München, 1986.

Ссылки