Эта статья входит в число избранных

Дети синего фламинго

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску
Дети синего фламинго
Первая страница публикации в «Уральском следопыте» с рисунком Е. Стерлиговой
Первая страница публикации в «Уральском следопыте» с рисунком Е. Стерлиговой
Жанр Сказка
Автор Владислав Крапивин
Язык оригинала русский
Дата написания 1980
Дата первой публикации 1981
Издательство Средне-Уральское книжное издательство

«Де́ти си́него флами́нго» — повесть-сказка Владислава Крапивина. Написана в 1980 году и опубликована в 1981 году в журнале «Уральский следопыт» с иллюстрациями Е. Стерлиговой. Входит в цикл «Летящие сказки». В центре сюжета — борьба детей против тоталитарного режима на острове Двид, где господствует «равновесие порядка». Пятиклассника Женьку Ушакова заманивают на невидимый для посторонних остров, чтобы мальчик сразился с ужасным Ящером. Женька, избежав казни на эшафоте, после злоключений встречает группу местных детей, которые прячутся от преследований. Им помогает необыкновенная птица, напоминающая синего фламинго.

В повести традиционный для творчества писателя конфликт между миром детей и миром взрослых принимает форму открытой войны; взрослые обманывают и убивают детей. В произведении видны мотивы волшебной сказки, произведений о Питере Пэне и пьесы «Дракон» Е. Шварца. В повести по сравнению с другими «Летящими сказками» изменено авторское видение сказки: могущественное и многоликое зло подчиняет себе весь сказочный мир. Основанная на страхе диктатура острова Двид поддерживает культ порядка, казарменную дисциплину, подавляет индивидуальность и свободу воли. Автор исследует социальную действительность с помощью романтической поэтики, соединяет сказку и антиутопию.

Повесть принесла автору премии «Аэлита» и «Великое Кольцо» и неоднократно переиздавалась, а в 2010 году была экранизирована.

Создание и публикации[править | править код]

Владислав Крапивин

Повесть была написана в 1980 году и опубликована в начале 1981 года в журнале «Уральский следопыт» (№ 1—3) с иллюстрациями Е. Стерлиговой[1]. В 1982 году повесть вошла в сборник «Летящие сказки» (Средне-Уральское книжное издательство, иллюстрации Е. Медведева). Годом позже произведение было удостоено премий в области фантастики «Аэлита-83» и «Великое Кольцо» (призы вручались на фестивале «Аэлита», проходившем в Свердловске)[2]. По мнению литературного критика В. Владимирского, куратор фестиваля от комсомола, скорее всего, ошибся, чему, вероятно, способствовал тот факт, что Крапивин считался исключительно детским писателем[3]. Литературовед О. Сухих отметила, что имеющая антитоталитарную направленность повесть была написана до отечественных публикаций антиутопий Е. Замятина, Оруэлла и О. Хаксли[4].

Повесть неоднократно переиздавалась, а в 2004 году была опубликована во Франции с иллюстрациями Е. Медведева[5][⇨].

Сюжет[править | править код]

Повесть начинается с описания, как ребята играют в войну[6]. Главный герой, одиннадцатилетний Женька Ушаков[7], получает от друга Толика подарок — деревянный кинжал с узором на рукоятке. Женька встречает высокого незнакомца, который представляется как Ктор Эхо, чиновник по особо важным делам. Он приглашает мальчика на невидимый остров Двид, чтобы сразиться с «жутким и громадным» чудовищем по имени Ящер. Чудовище держит жителей острова в страхе. Пришелец называет Женьку Рыцарем Оленя и показывает ему остров через зеркальце размером с почтовую открытку. После некоторых колебаний мальчик соглашается, берёт с собой кинжал и медный ключ от своей квартиры, который он носит на шнурке[8]. Герой попадает на остров на лодке (во время путешествия он засыпает), по прибытии знакомясь с правителем по имени Тахомир Тихо, «кругловатым низеньким человеком». Правитель рассказывает мальчику о «равновесии порядка», при котором «народ живёт разумно. Тихо, но зато счастливо». На острове нет бедности, голода и болезней, и всех всё устраивает, хотя иногда появляются «чудаки» — несогласные, чаще всего — дети. Равновесие порядка обеспечивают сам Ящер и его «слуги», которые выглядят одинаковыми людьми в узких комбинезонах и с неподвижными лицами. По словам Тихо, за триста лет Ящера никто не победил, и один раз он чуть не разрушил город[9]. Ожидая поединка с Ящером, Женька гуляет по столице, узнаёт о местных жестоких нравах, особенно в отношении наказаний детей, которыми занимаются «квартальные воспитатели», и об однообразных развлечениях жителей[10].

Ящер оказывается огромным спрутообразным существом размером с Останкинскую башню. Испуганный Женька спасается бегством, однако его хватают, объявляют государственным преступником и бросают в темницу. Вечером к нему приходит Ктор и подсказывает подземный ход, с помощью которого мальчик выбирается в лес. Там он знакомится с гигантской синей птицей, напоминающей фламинго и способной до некоторой степени становиться невидимой. Мальчик спасает её птенца, который выпал из гнезда, за что Птица приносит ему потерянный им ключ. Женька ночует в хижине у некоего Отшельника, который говорит, что не следует вмешиваться в движение событий и что он ищет Главную и Вечную Истину. Отшельник советует мальчику идти по дороге, которая приводит героя обратно в город, где его снова хватают и собираются казнить на эшафоте. Женька успешно использует деревянный кинжал против стражника в кольчуге и свистит в ключ; откликнувшаяся Птица уносит его к морю, к заброшенной горной крепости, где от слуг Ящера прячется десяток местных детей[11].

Женька узнаёт, что ребята бежали из города от жестокостей и унылой жизни, чаще всего из приютов — «домов воспитания»; история с подземным ходом была подстроена, а все тропинки в лесу ведут в город. Старший из ребят, Дуг, рассказывает историю острова Двид: когда-то люди жили благополучно и счастливо, среди них было много учёных, художников и моряков. Два друга — Правитель и Учёный — решили защитить остров от врагов. Гениальный Учёный построил громадного стального зверя, управляемого на расстоянии, и сделал остров невидимым, однако Правитель стал использовать Ящера для собственных целей, чтобы укрепить свою власть. После неудавшегося заговора Учёный выпил яд, оставив предсказание, что два мальчика-рыцаря убьют Ящера[12].

Птица становится другом ребят, особенно Женьки, который почти каждый день вызывает её с помощью ключа; она приносит детям еду[13]. Птица обладает разумом и понимает человеческую речь, хотя не говорит[14]. Женька ожидает юго-западного ветра, чтобы Птица унесла его домой. Среди детей обнаруживается мальчик, про которого Женька ранее слышал, Юлька Гаранин; он считался погибшим, так как не вернулся с купания на озере. Выясняется, что его обманом привели на остров Двид[15]. Женька предлагает ребятам, которые не знают, что такое порох, использовать старые пушки, чтобы уничтожить Ящера, однако слуги последнего взрывают запасы пороха в казематах. Юлька признаётся, что предал ребят, потому что его поймали и под угрозой пытки заставили всё рассказать. Дети решают с помощью Птицы отправиться в более безопасное место, Синюю Долину. Дуга убивают выстрелом из огнестрельного оружия, которое на острове считается забытым; Юлька винит в его смерти себя[16]. Птица по очереди переносит детей в Долину. Женька готов остаться, но другие ребята считают, что ему с Юлькой надо лететь домой. Во время полёта Птицу смертельно ранят выстрелом, Женька и Юлька падают в море. Они поднимаются на Плато, где находят когда-то спрятанную Учёным шкатулку с пультом управления; друзья открывают шкатулку, используя ключ и кинжал, и уничтожают Ящера[17].

Вернувшись в город, друзья видят, что ничего не изменилось, все живут как раньше, подчиняясь «равновесию порядка». Ребята, не встречая сопротивления, проникают во дворец и выясняют, что Тахомир Тихо и Ктор Эхо — один и тот же человек. Правитель убеждает их, что убийства детей были необходимы ради общего блага, что «народу нужен страх», и предлагает им не вмешиваться в дела страны и улететь на воздушном шаре. Ребята не верят Тихо, но Женька решает улететь; Юлька остаётся, чтобы бороться. Женька добирается до дома, его шар падает в высокие кусты. После долгой болезни он уже вместе с Толиком снова отправляется на остров, чтобы спасти детей; трое ребят добиваются успеха и возвращаются домой к родителям[18].

Отзывы критиков[править | править код]

Критики в целом положительно оценили произведение, отметив «недетские» мотивы[19][20][21]. Литературный критик К. Милов[К 1] в обзорной статье по новинкам советской фантастики 1981 года отметил, что в повести всё происходит «всерьёз» и «по-настоящему»: и битва со злом, и трудные победы, и гибель детей, перед которыми стоят реальные, взрослые проблемы. Другой мир, в котором «внешность и слова не соответствуют сути человека», а «взрослые … обманывают и убивают детей», находится будто по соседству, а его чудеса, фантастические события и предметы выглядят естественными; по выводу критика, фантастика писателя оказывается жизненной[19].

Литературный критик В. Ревич в 1981 году в обзоре фантастических произведений, опубликованных в «Уральском следопыте» за несколько лет, положительно оценил повесть и отметил её идейную близость к трилогии «В ночь большого прилива», с которой произведение объединяет конечная победа «дружбы, любви, верности»[22]. Ревич обратил внимание на вопрос применения научно-технических достижений (первоначально кибернетическое устройство было создано для защиты острова), которые используются против человека и самих создателей. Недостатком критик назвал однообразие автора: Женька из повести почти не отличается от Сергея из трилогии[22]. Позднее критик оценивал повесть как одно из лучших произведений Крапивина[23].

Кандидат филологических наук Е. Поддубная в рецензии 1983 года отметила, что автору удалось решить трудную задачу: писатель избежал подражания и привнёс оригинальность в жанр литературной сказки[К 2], поставил важные вопросы. По мнению Поддубной, худшее на острове Двид — это покорность и равнодушие его обитателей, которые безразличны ко «злу и насилию». Зло оказывается многоликим и кажется «безобидным», способно «надевать маски, принимать разные обличья»[24]. От героя требуется избавить остров от чудовища, пройти испытания, непреодолимые даже для взрослого; игра быстро превращается в свою противоположность. Поддубная отметила образ Отшельника, который представляет опасную позицию, поскольку деятельная борьба со злом намного важнее, чем бездеятельное наблюдение. По выводу критика, из повести следует, что человек в принципе способен на «всё — даже победить смерть», если он приложит для борьбы все усилия[24].

Литературный критик В. Владимирский в 2010-е годы рассматривал повесть как ответ английскому писателю Джеймсу Барри, автору произведений о Питере Пэне, и как вариацию на тему «Дракона» Е. Шварца. Барри и Крапивина объединяют приключенческие сюжеты: борьба потерявшихся мальчиков, которые в процессе инициации символически умирают и возрождаются, с конкретными воплощениями зла на далёком острове. Однако если Питер Пэн остаётся единственным ребёнком, который не взрослеет, то для Крапивина «вечный ребёнок» сохраняет в себе лучшие человеческие качества. По мнению критика, крапивинская версия «Дракона» превосходила вышедшую в 1988 году экранизацию М. Захарова. По оценке Владимирского, повесть не принадлежит к числу самых известных произведений Крапивина, она не получила такой культовый статус, как «Голубятня на жёлтой поляне», но принесла автору две фантастические премии[25][3].

Литературоведческий анализ[править | править код]

Жанровые особенности[править | править код]

Кандидат филологических наук Н. Богатырёва, рассматривая повесть в одном ряду с такими произведениями автора, как трилогии «В ночь большого прилива», «Голубятня на жёлтой поляне» и повесть «Оранжевый портрет с крапинками», считала проблематичным их точное отнесение к какому-либо жанру и склонялась к жанру литературной сказки с элементами фантастики (в большей степени, чем сказочной фантастики — научной фантастики с элементами сказки)[26]. Литературовед Л. Овчинникова отмечала, что повесть является воспоминанием о детстве, «рассказом-воспоминанием», который ведётся от первого лица[27]. По мнению кандидата педагогических наук Н. Кутняховой, произведение в большей степени является волшебной сказкой, которая включает все необходимые атрибуты и описывает опыт «любви, дружбы, одиночества, предательства, самоотверженности», и в меньшей степени представляет собой «антиутопию, социальную драму и философский трактат»[28].

Между сказкой и антиутопией[править | править код]

Исследователи отмечали, что образ сказки в повести существенно изменился по сравнению с ранними сказочными повестями («Лётчик для Особых Поручений» и «Ковёр-самолёт»)[29][30]. Как полагал литературовед М. Липовецкий, обычный мир более не сливается со сказкой, а расколот пополам. Сказка теперь не является неодолимой, в ней не достигаются гармония[31][32][30] и взаимопонимание[29]. Характеризуя повесть и роман «Голубятня на жёлтой поляне», Липовецкий писал, что в них мир детства оказывается противоречивым и тревожным, где «праздник чреват опасностью», а «ласковость оборачивается изощрённым коварством»[33]. Литературовед Л. Долженко считала, что сказка и действительность, с одной стороны, оказываются тесно связанными, различие между двумя мирами размывается; с другой стороны, два мира различаются. В отличие от ранних произведений, в повести сказка наполнена драматизмом и является приёмом, позволяющим выявить истоки тоталитаризма, «несправедливого, жестокого жизнеустройства»[29]. Повесть знакомит детей с понятиями государства, политики, угнетения, власти, свободы и т. д.[28][29] Н. Кутняхова выделила два аспекта «сказочного»: собственно волшебный (сказочный мир, предметы и т. д.) и социальный. Согласно Кутняховой, постепенно мотивы сказки и страха становятся менее значимыми, а на первый план выходят нравственные вопросы: «выбор, раскаянье, преодоление, искупление, прощение». Героев, совершивших ошибки, как в случае предательства Юльки, друзья прощают и поддерживают[28].

Согласно анализу Липовецкого, образ беды из сказки принимает конкретные социально-философские очертания, крапивинская «сказка жизни» соединяется с социальной антиутопией: социальные явления острова Двид угрожают не только детям, но и обществу в целом. Писатель подверг ревизии традиционную схему романтической сказки: силы зла не сводятся к химерам и призракам, а оказываются страшными и могущественными. «Кащеево царство» подчиняет себе всю сказку, что нарушает сказочную логику неизбежного торжества добра: государственная машина страха и угнетения на острове Двид описывается как намного более репрессивная и изощрённая, чем слабосильные толстяки Ю. Олеши или Дракон и Бургомистр Е. Шварца. В конце повести герой понимает, что победа над Ящером не означает победы над системой, которую нельзя изменить, просто нажав на кнопку. Поскольку силы и возможности горстки детей на острове ограничены, Липовецкий задавался вопросом о том, имеет ли смысл сказка в условиях напряжённой конфронтации с жестокой действительностью. Литературовед заключал, что Крапивин усложняет проблему борьбы со злом, но не отказывается от идеалов сказки — дружбы, жертвенности, справедливости[34][33][35].

Основанный на страхе и уравниловке тоталитарный режим острова Двид, используя демагогию, апеллирует к социальному единству и патриотизму и управляет общественным недовольством. Для поддержания страха используется механический ящер, а осмелевшие жители подвергаются регулярному унижению[34][33][35]. Обитатели острова по большей части сломлены, а если и нарушают правила «равновесия порядка», то их сразу наказывают[21]. Н. Кутняхова характеризовала реальность острова Двид как мир без «радости, дружбы, любви, искренности, справедливости», где совершаются публичные казни, детей запугивают и убивают, за ними охотятся. В этом мире отсутствуют искренние человеческие отношения; равновесие порядка основано на власти и страхе, который, в свою очередь, включает физический страх наказания и страх обрести свободу[28]. Иллюзорное благополучие скрывает за собой казарменную дисциплину[21], жестокость, ложь и лицемерие[36].

Литературовед О. Сухих проанализировала повесть с точки зрения проблематики «слезинки ребёнка» (идея Достоевского, направленная против этики утилитаризма) и сюжета о великом инквизиторе. По её мнению, антиутопический жанр с его «локальным топосом» (изолированный остров) сближает повесть с «Легендой о великом инквизиторе». В основе общества — культ порядка, люди низводятся до рабского состояния, уничтожается личность, обладающая свободой воли. Тоталитарный режим избавляется от «еретиков», из которых наиболее опасными являются дети, поскольку они духовно свободны[4]. Как отмечала Сухих, обитателям острова Двид, аналогично государству великого инквизитора, предоставлено «обеспеченное и безопасное существование», в котором они могут чувствовать себя счастливыми. Действия правительства носят утилитарный характер: ребёнка сознательно используют, чтобы на его примере показать невозможность сопротивления существующему порядку и укрепить его. Для этой цели запланирована публичная казнь, сцена которой перекликается с процессами инквизиции; Сухих отметила явное сходство с «Легендой о великом инквизиторе»: казни ограждают благополучное общество от «еретиков»[4].

Конфликт детей и взрослых[править | править код]

В центре повести, по мнению Л. Долженко, находится проблема «положения детства в тоталитарном государстве»; вопрос «дети и политика» вписывается в более широкую проблему противостояния взрослых и детей. Этот конфликт, по словам Долженко, трактуется как противопоставление «разумности» и «неразумных» (чудаков, по словам Тахомира Тихо)[37]. С точки зрения Крапивина, дети (к ним в данном случае относятся как изгнанные из города дети, так и птенцы синей птицы) «живут сердцем» и воплощают доброту и чуткость, чистоту и непосредственность, сострадание и милосердие[36]. Искренность и естественность детства угрожает «равновесию порядка», поскольку дети, в отличие от взрослых, не согласны с ролью послушных и бездумных исполнителей в системе казарменного типа. Как полагал Липовецкий, лежащий в основе повести острый конфликт между миром детей и миром взрослых, описанные автором авторитарность, подавление индивидуальности и достоинства ребёнка логически вытекали из позиции Крапивина в отношении «практической социальной педагогики» в предыдущих произведениях, в публицистике и педагогической деятельности[38][33][39]. Дети, не согласившиеся с властью «равновесия порядка», в буквальном смысле вынуждены выживать, эту ситуацию спровоцировали взрослые[40]. Конфликт становится трагическим[29]; Н. Кутняхова полагала, что традиционная для писателя оппозиция детей, более чутких к несправедливости, и взрослых превращается в настоящую гражданскую войну[28]. По замечанию доктора филологических наук Е. Алещенко, частое у Крапивина противопоставление мира взрослых и мира детей (которые враждебны друг другу) в повести выражается в том, что взрослые отказывают детству в праве на существование: так как детство лишь порождает проблемы, а переход из детского состояния во взрослое может быть связан с трудностями, для благополучия общества детям нужно «сразу превратиться в добропорядочных граждан»[41].

Литературовед Ю. Аникина в своей диссертации рассмотрела повесть в рамках исследования конфликта в творчестве писателя. По её мнению, в повести-антиутопии описано столкновение между двумя «враждебными лагерями», «старшими» и «младшими»: первые являются источником агрессии, инициируют конфликт, в который вторые, остро реагируя на несправедливость, вовлекаются; разрешение детьми конфликта связывается с процессом взросления[42]. Как писала Аникина, в мире повести взрослые демонстрируют «стремление к превосходству» и рассматривают детство с его мечтами и надеждами как отклонение от нормы, от идеального поведения, основанного на послушании. Крапивин описывает, как воспитатели отучают детей «смеяться и громко разговаривать», запрещают им дружить и говорят, что «у нас все одинаковы»[42]. Аникина отмечала, что автор сознательно гиперболизирует «подавление естественных склонностей развивающейся личности»: правитель острова предполагает, что детская игра может привести к бегству из дома и к «ещё чему-нибудь»[43]. В отношении детей используются репрессивные меры: за ними постоянно следят и контролируют их поступки с помощью талончиков, служащих для записи нарушений. Если ребёнок трижды нарушил правила равновесия порядка, его порют в публичном месте на «колеснице справедливости»[44].

Аникина писала, что страх из-за легенды о гибели Ящера, с одной стороны, приводит Тахо к «состоянию фрустрации», а с другой стороны, влечёт эскалацию конфликта, всё большее давление на детей. Женьке не удаётся в полной мере преодолеть конфликт, поскольку оказывается, что в его основе лежит не сам Ящер, а ценностная установка жителей острова Двид[43]. По оценке Аникиной, в конечном счёте выясняется, что истоки конфликтов или противоречий лежат не в мире взрослых как таковом, а в его «агрессивном … вмешательстве», оставляющем миру детства «биологический минимум». Как заключала Аникина, такая логика исходит из позиции, что мир детей (с его «духовной свободой», чудом и подвигом, которые не соответствуют взрослому мировосприятию) самостоятельно устанавливает свои пределы и недоступен для взрослых. Мир взрослых, по мнению Аникиной, оказывается вторичным по отношению к миру детей и может обрести существование только в восприятии ребёнка[45].

Фольклорные мотивы[править | править код]

Согласно анализу Н. Богатырёвой, образ Птицы связан с птицами-помощницами в сказочной традиции, начиная с сюжета о спасении птенца героем при знакомстве (этот мотив присутствует, например, в «Сказке о молодильных яблоках и живой воде», в которой Иван-царевич спасает птенцов от непогоды, накрывая их кафтаном). Птица характеризуется исследователем как «великодушная, исключительно мудрая и преданная». По мнению Богатырёвой, образ обаятельной Птицы индивидуален, что отделяет её от фольклорных волшебных помощников. Невидимость Птицы, которая выглядит в полёте как «прозрачная тень», объясняется автором «научно», как следствие отражения солнечных лучей голубоватыми перьями[46]. Богатырёва отмечала мысль Крапивина о доступных только детям свободном полёте, романтике и приключениях: выросшего Женьку волшебная птица поднять не может, и остров Двид теперь закрыт для героя[47]. Как полагала Богатырёва, «несокрушимый и жуткий» Ящер связан со сказочным Змеем Горынычем, однако постановка вопроса о добре и зле скорее напоминает шварцовского «Дракона»: Ящер не более чем «тупой железный робот», «слепое орудие» диктатуры, а дракона нужно убить в себе. Женька понимает, что подлинным Ящером являются правитель острова и его слуги[48]. Богатырёва обратила внимание на образ волшебного зеркальца, через которое Ктор Эхо показывает Женьке остров Двид, хотя герой, знакомый с телевизором, не слишком удивляется. Свойства волшебных зеркал из сказок, по замечанию Богатырёвой, дополняются возможностью прямого контакта: Ктору Эхо удаётся сорвать цветок с ветки по другую сторону изображения. Последняя характеристика указывает на пересмотр автором фольклорного образа[49].

Н. Кутняхова проанализировала мотивы, определённым образом связанные между собой и имеющие отношение к позиции автора, к идейному и нравственному посылу произведения. Исследователь отметила мотивы цвета, оружия-оберега, «оборотничества», или «перевёртыша», а также противостояния детей внешнему миру. Кутняхова усматривала «оборотничество» в том, как романтик Ктор Эхо превратился в свою противоположность (Тахомир Тихо), а также в истории острова Двид, в том, как «свободолюбивый мальчишка» стал тираном; оборотничество обнаруживается и в Отшельнике, и в «молчаливых», «равнодушных» горожанах с «неподвижными лицами… будто из пластилина» (сцена с эшафотом). К этому мотиву близок мотив «уходящей в лес тропинки», которая приводит героя на место казни[28].

Чудесные предметы — деревянный кинжал (напоминающий мешалку для краски) и ключ — занимают важное место в сюжете[50], являются оружием-оберегом. Кинжал и ключ дороги Женьке и в обычной жизни лишены сказочных свойств, однако в решающие моменты они выручают героя. По мнению Кутняховой, это распространённые в сказках предметы, выполняющие функции волшебных помощников[28]. Игрушечный кинжал приобретает свойства опасного оружия, сказочного меча-кладенца, и помогает открыть шкатулку, чтобы справиться с Ящером. Как отмечала Богатырёва, волшебные свойства кинжала обусловлены тем, что его смастерил друг и что он «подарен от чистого сердца», с «чувством глубокой и искренней привязанности»; сила кинжала определяется силой дружбы, то есть зависит от духовных качеств[50]. По мнению Богатырёвой, ключ «с полым стержнем, зубчатым краем, фигурным колечком» выглядит старинным, что отсылает к фольклору. Роль ключа, с одной стороны, совпадает с функциями ключа в фольклоре и сказке («ключ — таинственный замок — разгадка его тайны»; эта схема присутствует в сказках от истории Синей Бороды до «Приключений Буратино»). Ключ открывает шкатулку с пультом, которым управляется Ящер (своеобразная «игла Кощея»). С другой стороны, функции ключа расширены, он связывает Женьку и Птицу, которая прилетает на свист; эта связь не объясняется[51].

Цветовые мотивы и ономастикон[править | править код]

По мнению Н. Кутняховой, цвета, в основном монохромные, и их сочетания становятся своеобразными мотивами, значимыми деталями, поскольку создают образы первостепенной важности и влияют на восприятие произведения. Среди цветов преобладают синий, объясняющий название книги, жёлтый и серый; эти цвета «насыщенные и яркие». Согласно Кутняховой, первый цвет является положительным, он отражает видение писателем «искренности и справедливости», отсылает к отсутствию «лжи, предательства, беды». Синий цвет связывается с «бесконечностью, с красотой природы и души человека», с покоем и безмятежностью[28]. Это в первую очередь «ярко-синие» глаза Дуга, а также описания неба, высоты и простора, воды, цветов и холмов, загадочного тумана, синих птиц и т. д. С образом синей птицы связан мотив взаимопомощи. Комбинация синего и жёлтого цветов, по мнению исследователя, указывает на границу между обычной реальностью и островом Двид, как, например, жёлто-синий мяч, жёлтый клюв синей птицы (которая обозначает связь и близость двух миров) или двуцветная форма мальчишек: жёлтые штаны и синие куртки. Более негативный смысл несут сочетание сине-серого (Ящер), коричневый (длинные балахоны воспитателей) и серый (военный мундир диктатора или униформа слуг Ящера). По оценке Кутняховой, остров ассоциируется с серостью, несмотря на разнообразную палитру: белую архитектуру, различные цвета растений, синеву неба и т. д.[28]

Кандидат филологических наук Н. Кочнева, исследуя ономастическое пространство в творчестве Крапивина, рассмотрела ономастическую оппозицию Тахомир Тихо — Ктор Эхо в рамках семантического поля «двойничество»[К 3], одного из преобладающих у Крапивина. Согласно анализу Кочневой, дихотомия раскрывает авторскую характерологию, способствует созданию ассоциативного образа и влияет на ожидания читателя[53]. Кроме того, по мнению Кочневой, ономастическая дихотомия неявно отсылает к мотиву смерти Кощея. Пара узуальных лексем Эхо — Тихо представляет собой семантическую антиномию, которая подчёркивает антагонистические черты характера одного человека, а также антиномичность во внешнем облике (Ктор описывается как высокий и худой, а Тихо как низенький и кругловатый). В то же время эти имена рифмуются, а соответствующие им лексемы сочетаются друг с другом и дополняются личным именем «Тахомир»[54].

Экранизации[править | править код]

В 2010 году по мотивам повести был снят фильм «Легенда острова Двид» (киностудия «А-фильм», Екатеринбург; режиссёр А. Мамедов). Крапивин негативно оценил экранизацию, посчитав, что в фильме «голливудский „экшн“» заменил идеи книги: утверждение «справедливости, чести, дружбы»[55].

Издания[править | править код]

Журнальные публикации[править | править код]

  • Крапивин В. Дети синего фламинго // Уральский следопыт. — Свердловск, 1981. — № 1. — С. 32—56. — Рубрика «Мой друг фантастика». Рис. Е. Стерлиговой. — 254 000 экз.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго // Уральский следопыт. — Свердловск, 1981. — № 2. — С. 17—41. — Рубрика «Мой друг фантастика». Рис. Е. Стерлиговой. — 254 000 экз.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго // Уральский следопыт. — Свердловск, 1981. — № 3. — С. 22—43. — Рубрика «Мой друг фантастика». Рис. Е. Стерлиговой. — 254 000 экз.

Книжные издания[править | править код]

  • Крапивин В. Дети синего фламинго // Летящие сказки. — Свердловск : Средне-Уральское кн. изд-во, 1982. — С. 251—410. — Илл. Е. Медведева. — 75 000 экз.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго // Всадники со станции Роса. — Кишинёв : Лумина, 1985. — С. 252—377. — (Мир приключений). — Илл. Е. Кафтана. — 100 000 экз.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго. — М. : Советская Россия, 1989. — 191 с. — Худ. Е. Медведев. — 100 000 экз. — ISBN 5-268-00267-8.
  • Крапивин В. П. Дети синего фламинго // Летящие сказки. — Свердловск : Средне-Уральское кн. изд-во, 1991. — С. 253—404. — Илл. Р. Атлас. — 100 000 экз. — ISBN 5-7529-0382-3.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго // Возвращение клипера «Кречет». — Н. Новгород : Нижкнига, 1994. — С. 347—502. — (Владислав Крапивин). — Илл. Е. Медведева. — 50 000 экз. — ISBN 5-87645-008-1.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго // Собрание сочинений. Книга 4. Дети синего фламинго. — М. : Центрполиграф, 2000. — С. 305—491. — (Владислав Крапивин. Собрание сочинение в 30 томах). — Илл. Е. Медведева. — 10 000 экз. — ISBN 5-227-00535-4.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго. — М. : Центрполиграф, 2002. — 191 с. — (Владислав Крапивин). — Оформл. Е. Стерлиговой, илл. Е. Медведева. — 10 000 экз. — ISBN 5-227-01607-0.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго. — М., Донецк : АСТ, Сталкер, 2004. — 272 с. — (Любимое чтение). — Илл. И. и А. Чукавиных, Е. Медведева. — 10 000 экз. — ISBN 5-17-025499-7.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго // Лётчик для Особых Поручений. — М. : Эксмо, 2005. — С. 323—488. — (Владислав Крапивин). — 5000 + 9000 экз. — ISBN 5-699-09506-3.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго. — М. : Издательский Дом Мещерякова, 2014. — 208 с. — (БИСС. Крапивин). — Илл. Е. Медведева. Доп. тираж 2015 года. — 9900 + 2500 экз. — ISBN 978-5-91045-624-6.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго. — М. : Издательский Дом Мещерякова, 2017. — 208 с. — (Избранное. Книги Крапивина Владислава Петровича). — Илл. Е. Медведева. — 5000 экз. — ISBN 978-5-00108-188-3.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго / илл. И. Минкиной. — М. : Омега, 2019. — 240 с. — (Школьникам. Проверено временем). — 3000 экз. — ISBN 978-5-465-03752-5.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго // Летящие сказки. — СПб., М. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2019. — С. 277—418. — (Мир фантастики). — Илл. Е. Стерлиговой и С. Григорьева. — 4000 экз. — ISBN 978-5-389-15921-1.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго. — М.: Лабиринт Пресс, 2020. — 312 с. — (Иллюстрированная библиотека фантастики и приключений). — ISBN 978-5-9287-3195-3.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго. — М. : Энас-книга, 2021. — 224 с. — (Детвора). — Илл. Н. Панина. — 3000 экз. — ISBN 978-5-91921-922-4.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго. — М. : Махаон, 2022. — 208 с. — (Классная классика). — Илл. Е. Белоусовой. — 5000 экз. — ISBN 978-5-389-20294-8.
  • Крапивин В. Дети синего фламинго // Летящие сказки. — СПб., М. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2023. — С. 287—434. — (Фантастика и фэнтези. Большие книги). — Илл. Е. Стерлиговой и С. Григорьева. — 3000 экз. — ISBN 978-5-389-22212-0.

Зарубежные издания[править | править код]

  • Krapivine V. Les Enfants du flamant bleu: roman fantastique : [фр.]. — Delahaye, 2004. — 272 p. — (Le cycle des ailes et des voiles. Vol. 1.). — Traduit du russe par F. Doillon, T. Movtchan et J. Tissen; illustrations de Medvedev. — ISBN 2-35047-006-7.

Комментарии[править | править код]

  1. ↑ Псевдоним литературного критика, переводчика, кандидата филологических наук Н. М. Коптюг.
  2. ↑ Представленный классическими произведениями С. Маршака, Е. Шварца, В. Каверина и С. Михалкова[24].
  3. ↑ В этом семантическом поле антропонимические оппозиции связаны у Крапивина с языковой игрой[52].

Примечания[править | править код]

  1. ↑ Щупов, 2022, с. 151, 550.
  2. ↑ Щупов, 2022, с. 160—161.
  3. ↑ 1 2 Владимирский, 2018.
  4. ↑ 1 2 3 Сухих, 2014, с. 113.
  5. ↑ Щупов, 2022, с. 541.
  6. ↑ Крапивин, 1991, с. 254.
  7. ↑ Ревич, 1998.
  8. ↑ Крапивин, 1991, с. 258—266.
  9. ↑ Крапивин, 1991, с. 266—272.
  10. ↑ Крапивин, 1991, с. 272—282.
  11. ↑ Крапивин, 1991, с. 287—319, 323, 333.
  12. ↑ Крапивин, 1991, с. 319—332.
  13. ↑ Крапивин, 1991, с. 335—337.
  14. ↑ Богатырёва, 1998, с. 77.
  15. ↑ Крапивин, 1991, с. 332, 337—340, 365.
  16. ↑ Крапивин, 1991, с. 335—364.
  17. ↑ Крапивин, 1991, с. 362—382.
  18. ↑ Крапивин, 1991, с. 383—404.
  19. ↑ 1 2 Милов, 1981, с. 3.
  20. ↑ Великанова, 2010, с. 69.
  21. ↑ 1 2 3 Ревич, 1981, с. 183.
  22. ↑ 1 2 Ревич, 1981, с. 183—184.
  23. ↑ Ревич, 1998, с. 243.
  24. ↑ 1 2 3 Поддубная, 1983, с. 3.
  25. ↑ Владимирский, 2011, с. 44.
  26. ↑ Богатырёва, 1998, с. 41.
  27. ↑ Овчинникова, 2001, с. 282.
  28. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Кутняхова, 2013.
  29. ↑ 1 2 3 4 5 Долженко, 2001, с. 232.
  30. ↑ 1 2 Липовецкий, 1988, с. 49―50.
  31. ↑ Липовецкий, 1992, с. 138—139.
  32. ↑ Липовецкий, 1987, с. 22.
  33. ↑ 1 2 3 4 Липовецкий, 1988, с. 50.
  34. ↑ 1 2 Липовецкий, 1992, с. 138—140.
  35. ↑ 1 2 Липовецкий, 1987, с. 22—23.
  36. ↑ 1 2 Долженко, 2001, с. 234.
  37. ↑ Долженко, 2001, с. 232—233.
  38. ↑ Липовецкий, 1992, с. 140.
  39. ↑ Липовецкий, 1987, с. 23.
  40. ↑ Долженко, 2001, с. 235.
  41. ↑ Алещенко, 2019, с. 414.
  42. ↑ 1 2 Аникина, 2014, с. 46—47.
  43. ↑ 1 2 Аникина, 2014, с. 47.
  44. ↑ Долженко, 2001, с. 233.
  45. ↑ Аникина, 2014, с. 47—48.
  46. ↑ Богатырёва, 1998, с. 76—77.
  47. ↑ Богатырёва, 1998, с. 113—114.
  48. ↑ Богатырёва, 1998, с. 92—93.
  49. ↑ Богатырёва, 1998, с. 112.
  50. ↑ 1 2 Богатырёва, 1998, с. 115.
  51. ↑ Богатырёва, 1998, с. 115—116.
  52. ↑ Кочнева, 2022, с. 225.
  53. ↑ Кочнева, 2022, с. 210—211, 224.
  54. ↑ Кочнева, 2022, с. 210.
  55. ↑ Великанова, 2010, с. 150.

Литература[править | править код]

Источник — https://wiki4.ru/w/index.php?title=Дети_синего_фламинго&oldid=135689715